О прозябениях земли

 И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя по роду… и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле (Быт. 1, 11). После того как земля, сложив с себя бремя воды, успокоилась весьма прилично, ей дано повеление произращать сперва траву, потом дерева, что, как видим, совершается еще и ныне. Ибо тогдашний глагол и первое оное повеление сделались как бы естественным некоторым законом и остались в земле и на последующие времена, сообщая ей силу рождать и приносить плоды.

Да произрастит земля. В происхождении растений первое есть появление ростка; потом, когда ростки несколько поднимутся, является былие [1]; а потом, увеличиваясь, оно делается травою, при постепенном развитии растения и приближении его к совершенству, то есть к осеменению. Ибо зеленение и созревание во всех одинаково.

Да произрастит земля зелень, траву. Земля сама собою должна произвести прозябение, не имея нужды ни в каком постороннем содействии. Поелику некоторые думают, что причина произрастающего из земли в солнце, которое притяжением теплоты извлекает на поверхность земли таящуюся в глубине силу, то земля украшается прежде солнца, чтобы заблуждающиеся перестали поклоняться солнцу и признавать, будто оно дает причину жизни. Посему, если убедятся, что вся земля украшена до сотворения солнца, то уменьшат безмерное к нему удивление, рассудив, что оно по бытию позднее травы и зелени.

Но когда заготовлена была пища скотам, неужели мы одни оказались недостойными какого-либо промышления? Напротив того, Заготовивший корм волам и коням наипаче приуготовляет богатство и наслаждение для тебя. Ибо Питающий твой скот умножает тем твои жизненные запасы. Притом, самое произведение семян — что иное, как не запас для твоего продовольствия? Сверх того, многие травы и зелья сами по себе служат пищею людей.

Сказано: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя по роду. Посему, хотя иной род травы полезен другим, но ее польза возвращается к нам, и нам предоставлено употребление семян. Посему смысл сказанного таков: да произрастит земля зелень, траву и семя сеющее по роду. Ибо таким образом можно будет восстановить порядок речи, в которой теперь сочинение слов представляется нестройным; и тогда соблюдется необходимая последовательность в том, что производит природа. Ибо сначала росток, потом зелень, потом возрастание травы, потом совершение возращенного чрез семя.

Скажут: как же Писание представляет, что все произрастающее из земли осеменено, когда ни тростник, ни полевица, ни мята, ни шафран, ни чеснок, ни бутом, ни другие бесчисленные роды растений, по-видимому, не производят семени? На сие ответим, что многие из земных произрастаний в нижней своей части и корне имеют силу семени. Например, тростник по однолетнем росте пускает от корня некоторый отпрыск, и он на будущее время заступает место семени. То же делают и другие бесчисленные растения, которые, будучи рассеяны по земле, силу продолжать свой род содержат в корнях. Итак, всего несомненнее, что в каждом растении или есть семя, или скрывается некоторая семенная сила. И это значит слово: по роду. Ибо отпрыск тростника не производит маслины, а напротив того, от тростника бывает другой тростник, и из посеянных семян произрастает сродное им. И, таким образом, что при первом сотворении изникло из земли, то соблюдается и доныне чрез сохранение рода последовательностью преемства.

Да произрастит земля. Представь себе, что, по малому речению и по столь краткому повелению, холодная и бесплодная земля вдруг приближается ко времени рождения, подвигнута к плодородию и, как бы сбросив с себя печальную и горестную одежду, облекается в светлую ризу, веселится своим убранством и производит на свет тысячи родов растений.

Мне желательно тверже укоренить в тебе удивление к твари, чтобы ты, где ни находишься и какой род растений ни встречаешь, всегда возобновлял в себе ясное воспоминание о Творце. Посему, во-первых, когда видишь на траве зелень и цвет, приведи себе на мысль человеческое естество, припоминая изображение мудрого Исаии: всякая плоть — трава, и вся красота ее — как цвет полевой (Ис. 40, 6). Кратковременность жизни, непродолжительность радостей и веселий человеческого благоденствия нашли себе у Пророка самое приличное уподобление. Сегодня цветет телес-но, утучнен от наслаждений, сообразно с цветущим возрастом имеет свежую доброцветность, бодр, развязен, неудержим в стремлении; а наутро он же самый жалок или увянув от времени, или ослабев от болезни. Иной обращает на себя взоры изобилием богатства: вокруг него множество льстецов, сопровождение притворных друзей, уловляющих его благосклонность; множество сродников, которые носят на себе личину; многочисленный рой слуг, то заботящихся о его пище, то исполняющих другие его потребности, которых влачит он за собою, выходя из дому и возвращаясь домой, и тем возбуждает зависть встречающихся. Присовокупи к богатству какую-либо гражданскую власть, или почести от царей, или начальство над войском, провозвестника, который громко взывает перед ним, жезлоносцев, которые здесь и там вселяют в подначальных сильный ужас, побои, описание имущества, взятие под стражу, темницы, что все увеличивает в подчиненных нестерпимый страх. И что же после сего? Одна ночь, или горячка, или боль в боку, или воспаление легких, похитив сего человека из среды людей, сводят с позорища, и место его действия вдруг делается опустевшим, и эта слава оказывается ничем как сновидение. Посему-то составилось у Пророка уподобление человеческой славы самому слабому цветку.

Да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя по роду и по подобию. И теперь еще порядок растительности свидетельствует о первобытном постановлении. Ибо и всякой зелени и траве предшествует появление ростка. Выходит ли что от корня из подземного отростка, как например шафран и полевица, оно должно сперва дать росток и взойти наружу; вырастает ли что от семени — и в сем случае необходимо быть сперва ростку, потом зелени, потом зеленеющей траве, а потом плоду, зреющему уже на сухом и дебелом стебле.

Да произрастит земля зелень, траву. Когда семя упадет в землю, которая имеет в себе соразмерную влажность и теплоту, тогда оно, разбухнув, сделавшись многоскважным и объемлемое близлежащею землею, привлекает к себе что ему свойственно и сродно, самые же тонкие частицы земли, приставая к скважинам и входя в них, расширяют объем семени, отчего оно пускает вниз корни и идет вверх, давая из себя стебли по числу корней. А при постоянном согревании ростка, привлекаемая корнями влага притяжением теплоты извлекает из земли сколько нужно питательного и разделяет это стеблю, коже, влагалищем зерен, самым зернам и колосьям. Таким образом, при постепенном возрастании, каждое растение приходит в свойственную ему меру, будет ли оно из рода хлебных или бобовых, или овощных, или растущих кустарником.

Одна травка или одна былинка достаточна занять всю мысль твою рассмотрением искусства, с каким она произведена, как например, стебель пшеницы опоясывается коленцами, чтобы они, подобно связкам, удобно поддерживали тяжесть колосьев, когда исполненные плодами клонятся к земле. Посему стебель у овса совершенно пуст, так как вершина его ничем не обременена; и стебель пшеницы природа защитила такими связками, зерно же заключила во влагалище, чтобы не могло быть похищено птицами, и длинными остями, подобными иглам, предотвратила вред от мелких животных. Что мне сказать? И о чем умолчать? В богатых сокровищницах творения трудно найти предпочтительное прочему, а если оставим что без внимания, урон будет несносен.

Да произрастит земля зелень, траву. Вместе с питательным произросло и вредное: вместе с пшеницею и болиголов, и вместе с другими питательными растениями — чемерица, борец, мандрагора и маковый сок. Итак, что же? Ужели откажемся приносить благодарение за полезное и станем обвинять Создателя за разрушительное для нашей жизни? А не рассудим того, что не все создано для нашего чрева? Напротив того, как назначенное нам в пищу у нас под руками и всякому известно, так каждая сотворенная вещь в целом творении выполняет какой-нибудь свой особенный закон. Поелику воловья кровь для тебя яд, то ужели по сему самому надлежало или не творить сего животного, или сотворить вола бескровным, хотя сила его для стольких потреб нужна нам в жизни? Но тебе довольно живущего в тебе разума, чтобы предохранить себя от вредного. Если овцы и козы умеют избегать злотворного для их жизни, посредством одного чувства различая вредное, то скажи мне, ужели трудно уклониться от ядоносного тебе, у которого есть и разум, и врачебная наука, указывающая полезное, и опыт предшественников, внушающий убегать вредного? Но и из сего ничто не сотворено напрасно и без пользы. Ибо оно или служит пищею какому-либо животному, или с помощью врачебной науки открывается годным для нас самих, служа к облегчению каких-нибудь недугов. Скворцы питаются болиголовом и по устройству своего тела не терпят вреда от яда; имея в сердце тонкие скважины, они, кажется, переваривают поглощенное прежде нежели производимое им охлаждение коснется главных членов. Чемерица служит пищею перепелам, и они по своему сложению остаются невредимыми. Но сии же самые растения и нам иногда бывают полезны. Мандрагорою врачи наводят сон, и опиумом успокаивают жестокие боли в теле. А некоторые болиголовом усмиряли ярость вожделений, чемерицею же искореняли многие застарелые болезни. Посему за что думал ты обвинять Творца, то самое обратилось для тебя в побуждение к большей благодарности.

Да произрастит земля зелень, траву. Сколько разумеет под сим Писание снедей, которые сами собою готовы для нас то в корнях, то в зелени, то уже в плодах! Сколько еще снедей, которые присоединяются нашим трудом и земледелием! Бог повелел земле не вдруг произвести семя и плод, но сперва дать ростки и зелень, а потом уже закончить семенем, чтобы первое повеление служило природе уроком к соблюдению порядка на последующее время. Говорят: как же земля приносит семена по роду, а между тем часто, посеяв пшеницу, собираем черное пшеничное зерно [2]? Но это не изменение в другой род, а как бы недуг и болезнь семени. Здесь пшеница не перестала быть пшеницею, но почернела от обожжения, как можно видеть из самого названия. Загорев от чрезмерной стужи, она приняла другой цвет и вкус. Но сказывают, что она и опять, если будет иметь пригодную землю и благорастворенный воздух, обращается в первоначальный вид. Посему ничего не найдешь в растениях, что совершилось бы вопреки сему повелению. А так называемый куколь и все другие вносные семена, какие только примешиваются к употребляемым в пищу и в Писании обыкновенно называются плевелами, происходят не чрез изменение пшеницы, но имеют собственное свое начало, и составляют свой особенный род. Они изображают собою тех, которые искажают учение Господне, не изучили Писания как должно, и повреждены учением лукавого, но присоединяются к здравому телу Церкви, чтобы неприметно сообщить свое повреждение незараженным. Но Господь и усовершение уверовавших в Него уподобляет возрастанию семян, говоря: как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем: и как семя всходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе (Мк. 4, 26-28).

Да произрастит земля зелень, траву. И земля, соблюдая законы Создателя, начав с ростка, в краткое мгновение времени прошла все виды возрастания и тотчас довела прозябения до совершенства. Луга наполнились изобильною травою; плодоносные равнины, воздымаясь от жатв, в колебании класов сохранили подобие волнующегося моря. Всякая зелень и всякий род овощей, все что растет кустарником и что приносит стручковые плоды, во всем изобилии явились тогда на земле. Ибо ничто тогда не останавливало произрастания: неопытность земледельцев, неблагорастворенность воздуха и какая-либо другая причина не делали вреда изникнувшему. Осуждение еще не препятствовало плодородию земли: все сие было прежде греха, за который осуждены мы в поте лица своего есть хлеб.

Но сказано: и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. По сему глаголу сгустились кустарники, выбежали из земли все деревья, обыкновенно достигающие чрезвычайной высоты, — ели, кедры, кипарисы, певги; все мелкие дерева сделались вдруг ветвистыми и густыми; явились употребляемые для венцов растения — розы, мирты и лавры. Ничего этого прежде не было на земле, и все в одно мгновение времени пришло в бытие, с принадлежащим каждому свойством, самыми явными разностями отличенное от растений инородных и узнаваемое по свойственному для каждого признаку. Но роза была тогда без шипов: впоследствии уже к красоте цвета присоединены терния, чтобы неподалеку от приятности наслаждения имели мы и готовую скорбь, вспоминая о грехе, за который земля осуждена возращать нам терния и волчцы (Быт. 3, 18).

Но скажут: повелено земле произрастить дерево плодовитое, приносящее плод, в котором семя его на земле; а между тем видим, что многие деревья не имеют ни плодов, ни семян. Что ответить на сие? То, что здесь упомянуты преимущественно растения предпочтительнейшие по природе; а сверх того, при тщательном рассмотрении окажется, что все растения имеют или семя, или нечто равносильное семени. Ибо осокори, ивы, ильмы, тополи и другие им подобные деревья, по-видимому, не приносят явно плода, но тщательный испытатель найдет, что каждое из них имеет семя. Ибо лежащее под листом зерно, которое умеющие давать всему свои имена называют midcoz [3], имеет силу семени. Дерева же, которые обыкновенно разводятся от ветвей, пускают от них во множестве корни. А может быть значение семени имеют и отростки корней, чрез отнятие которых садовники размножают род. Но, во-первых, как сказано, удостоены упоминания те дерева, которые наипаче поддерживают жизнь нашу и которые должны были, снабжая человека своими плодами, уготовлять ему обильную пищу. Таков виноград, производящий вино, которое веселит сердце человека. Такова олива, доставляющая плод, который может умастить лицо елеем (Пс. 103, 15).

Сколько стеклось вместе производимого природою с такою поспешностью! Корень виноградной лозы, зеленеющие и большие ветви, кругами раскидывающие по земле, зародыш, завивание лозы, зеленые ягоды, спелые грозди! Достаточно для тебя одного взора, и разумный взгляд на виноградную лозу внушит тебе, о чем напоминает природа. Ибо помнишь, конечно, об уподоблении Господа, Который называет Себя лозою, а Отца виноградарем, каждого же из нас именует ветвью, чрез веру насажденною в Церкви, и побуждает нас к многоплодию, чтобы не преданы мы были огню по осуждении за бесполезность (Ин. 15, 6). И Он не престает везде уподоблять человеческие души виноградным лозам. Ибо сказано: у Возлюбленного моего был виноградник на вершине утучненной горы, и Он обнес его оградою… и насадил в нем отборные виноградные лозы (Ис. 5, 1-2). Очевидно, что под виноградом разумеет человеческие души, для которых оградил ограждение, оплот заповедей и охранение от Ангелов. Ибо ополчится Ангел Господень вокруг боящихся Его (Пс. 33, 8). Потом и окоп сделал около нас, иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в третьих, учителями (1 Кор. 12, 28). Примерами же древних и блаженных мужей возводя мысли наши на высоту, не оставил их поверженными долу и достойными попрания. Он хочет также, чтобы мы, как бы некоторыми завивками, соплетались с ближними объятиями любви и упокоевались в них, и, всегда стремясь к горнему, как вьющиеся виноградные ветви старались уравниваться с вершинами самых высоких. Он требует еще, чтобы мы терпели, когда окапывают нас. А душа окапывается чрез отложение мирских забот, которые составляют бремя для наших сердец. Посему отложивший плотскую любовь и привязанность к богатству и признавший презренным и смешным пристрастие к здешней бедственной славе как бы окопался и обновился в силах, свергнув с себя напрасное бремя земного мудрования. Не должно же, по слову притчи, разрастаться в ветви [4], то есть жить напоказ и домогаться похвалы за внешность; но надобно быть благоплодным, представляя истинному Земледелателю показание дел. А ты будь как зеленеющая маслина в доме Божием (Пс. 51, 10), никогда не совлекаясь упования, но имея в себе всегда цветущее спасение, приобретаемое чрез веру. Ибо таким образом будешь подражать всегдашней зелености сего растения и соревновать его многоплодию, во всякое время подавая обильную милостыню.

Но возвратимся к рассмотрению Художнических распоряжений. Сколько произникло тогда родов растений плодовитых, годных к созиданию кровов, к строению кораблей, к сожжению! И здесь опять в каждом дереве устройство частей его разнообразно, а также едва можно отыскать свойство каждого дерева и усмотреть взаимные различия дерев разнородных. Отчего одни из них пускают корень вглубь, а другие стелят по земной поверхности? одни растут прямо и имеют один ствол, другие низки и от самого корня разделены на многие отростки? Отчего у дерев, имеющих ветви длинные и далеко раскинутые по воздуху, корни глубоки и простираются вокруг на большое пространство, как будто природа положила основания, соразмерные тяжести верхних частей? Сколько различий в древесной коре! У одних дерев кора гладкая, у других морщиноватая; у одних однослойная, а у других многослойная. А что удивительно, и в растениях найдешь признаки, похожие на человеческую юность и старость. Ибо на деревах молодых и здоровых кора бывает вокруг плотно обтянута, а на состарившихся она морщится и твердеет. Одни дерева, будучи срезаны, прозябают вновь; другие, потерпев посечение, как бы это было для них смертью, остаются без преемства. А некоторые заметили даже, что срубленные и обожженные сосны превращались в дубы. Известно и то, что в некоторых деревах естественный порок исправляется попечением земледельцев. Например, кислые гранаты и горькие миндали, когда ствол у корня будет провернут и в самую середину сердцевины впущен тучный клин из певга, переменяют горький свой сок на приятный. Посему да не отчаивается в себе никто из провождающих жизнь во грехе, зная, что как земледелие изменяет качество растений, так попечительность души о добродетели может одержать верх над всякими недугами.

В плодоношении же плодовитых растений столько разности, что невозможно описать сего словом. Ибо не только на деревах разнородных плоды различны, но много разностей бывает даже в одном и том же виде дерева. Иной отличительный признак плода бывает иногда на растении мужеского пола, и иной на растении женского пола, как различают сие садовники, которые и финиковые дерева делят на два пола: мужеский и женский. И можешь видеть, что иногда растение, как называют они, женского пола, опускает ветви, как будто оно возбуждено вожделением и желает мужеских объятий; ходящие же за растениями бросают на ветви нечто подобное мужеским семенам, что называется у них fhnez [5]; и в таком случае дерева как бы чувствуют услаждение, снова выпрямляют свои ветви и многолиственные вершины их приходят в прежний свой вид. То же самое рассказывают о смоковницах. Посему дикие смоковницы сажают вместе с садовыми; а другие врачуют бессилие садовых смоковниц, приносящих вкусные плоды, тем, что привязывают к ним незрелые смоквы и поддерживают сим плод, который уже начал истаивать и рассыпаться.

О чем же дает тебе разуметь эта загадка природы? О том, что мы часто и у людей чуждых веры должны заимствовать себе побуждение к показанию добрых дел. Если видишь, что живущий в язычестве или отторгнутый от Церкви какою-либо превратною ересью, целомудрен по жизни и во всем прочем старается о нравственном благочинии, то тем паче ты напрягай свое старание уподобиться плодоносной смоковнице, которая собирает силы из приближенных к ней диких смоковниц, перестает истаивать и тщательнее питает свой плод.

Столь многочисленны различия в образе рождения плодов, если из многого сказать только немногое! Но кто же опишет разнообразие самых плодов, их вид, цвет, свойства соков и пользу каждого? Отчего некоторые созревают на солнце обнаженные, а другие приходят в полноту, сокрытые в оболочках? Отчего, у которых плод нежен, у тех лиственный покров груб, — как на смоковнице; а у которых плоды закрыты, у тех лиственная одежда легка, — как на орешнике? Потому что первые по своей слабости имеют нужду в большей помощи, а последним более плотная оболочка причинила бы вред тенью от листьев. Какие разрезы на виноградных листьях, чтобы гроздь была и защищена от вредных действий воздуха, и по причине редкости листьев в обилии принимала на себя солнечные лучи! Ничто не без причины, и ничто не случайно: везде видна какая-то неизглаголанная мудрость.

Какое же слово будет для сего достаточно? Как ум человеческий исследует все в подробности, чтобы и свойства усмотреть, и взаимные разности различить явственно, и без недостатка представить сокровенные причины? Одна и та же вода, притянутая корнем, иначе питает самый корень, иначе — кору ствола, иначе — древесину, и в ней опять иначе — сердцевину. Одно и то же и листом делается, и разделяется по сучьям и ветвям, и доставляет рост плодам; от той же причины происходит и сок в растении, и вытекающая из него наружу влага. Какая же есть разность между всем этим, не объяснит никакое слово. Иная влага, вытекающая из масличника, и иной сок бальзамического дерева; а некоторые нарды в Египте и Ливии источают другой род сока. Сказывают также, что и янтарь есть сок растений, отвердевший в камень. И такое мнение подтверждают примечаемые в янтаре травинки и мелкие животные, которые, будучи захвачены, когда сок был еще мягкий, остаются в нем. И вообще, кто не изведал опытом различия соков относительно к их качеству, тот не найдет и слова к объяснению их действий. Как опять из одной и той же влаги в винограде составляется вино, а в маслине — масло? И удивительно не одно то, каким образом влажность в винограде сделалась сладкою, а в маслине тучною, но и то, что в сладких плодах неисчислимо различие качеств. Ибо иная сладость в винограде, иная в яблоке, смоковнице и финиковом дереве. И я желаю, чтобы ты еще подумал об этом вопросе: отчего одна и та же вода то мягка для ощущения, когда, находясь в известных растениях, делается она сладкою, то жестка для вкуса, когда, пройдя чрез другие растения, окисляется и, опять обратившись в крайнюю горечь, нестерпима для ощущения, когда находится в полыни и в скаммонее [6], а в желудях, или в плоде дерева превращается в острое и вяжущее качество; в терпентинных же растениях и в орехах изменяется в свойство нежное и маслянистое? И нужно ли говорить о чем-либо малоизвестном, когда в одной и той же смоковнице вода переходит в противоположные качества? Та же влага весьма горька в древесном соке, и весьма сладка в самом плоде; и в винограде имеет самый вяжущий вкус — в сучьях, и самый приятный — в ягодах.

Но сколько различий в цветах! Можешь видеть на лугах, что одна и та же вода в одном цветке румяна, в другом багрова, в этом голуба, а в этом бела. И опять, еще больше разности представляет она в запахах, нежели сколько имеет разнообразия в цветах. Но вижу, что слово мое, от ненасытимого желания все обозреть, преступает меру, и если не наложу на него уз и не возведу к необходимому закону творения, то не достанет у меня дня на изображение пред вами великой мудрости, сокрытой в вещах самых маловажных.

Да произрастит земля дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод… на земле. И тотчас вершины гор осенились кудрями, устроились сады, и берега рек украсились тысячами родов растений; и одни уготовились украшать собою человеческую трапезу, а другие предложили в пищу скотам и листья и плоды. Но они доставляют нам и врачебные пользы в своих соках, влагах, прутьях, коре, плодах. И, одним словом, что открыл нам долговременный опыт, из частных случаев собирая полезное, то привел в бытие вдруг все объемлющий Промысл Творца, предусмотрев из начала.

А ты, когда видишь растения садовые или дикие, прозябающие в воде или на суше, приносящие цветы или бесцветные, в малом познавая великое, усугубляй непрестанно свое удивление и возрастай в любви к Творцу. Размысли, как Он иные растения сотворил всегда зеленеющими, а другие обнажающимися, и всегда зеленеющие — то меняющими листья, то не теряющими листьев. Ибо меняют листья и олива и сосна, хотя перемена сия происходит непременно, так что, по-видимому, они никогда не обнажаются от зелени. Но финиковое дерево не теряет листьев и до конца сохраняет те же листья, которые получило с первого прозябения. Потом прими во внимание и то, отчего мирика [7] есть как бы водоземное растение, причисляется к растущим в воде и разводится в местах пустынных. Посему и Иеремия (17, 6) справедливо уподобляет такому растению нравы лукавые и преклонные на доброе и худое.

Да произрастит земля. Краткое сие повеление тотчас стало великою природою и художественным словом, быстрее нашей мысли произведя бесчисленные свойства растений. То же повеление, и доныне действуя в земле, побуждает ее по истечении каждого года обнаруживать силу свою, какую она имеет к произведению трав, семян и дерев. Как кубарь, по силе первого данного ему удара, совершает последующие обращения, когда описывает круги, соблюдая в себе средоточие неколеблемым, так и последовательный порядок природы, получив начало с первым повелением, простирается на все последующее время, пока не достигнет общего скончания вселенной. К нему будем поспешать и мы все, плодонося добрые дела и преисполняясь ими, да насажденные в доме Господнем… во дворах Бога нашего цветут (Пс. 91, 14) о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

[hr]

1. Зелень.

2. Это пшеница, родящаяся собственно в Сицилии, но также вырождающаяся и из обыкновенной пшеницы, в употреблении безвредная.

3. У Гезихия читаем следующее объяснение сему слову: так называют то, чем примыкается к растению или плод, или лист, зерно на листе.

4. Здесь св. Василий, вероятно, имеет в виду место из Осии Пророка 10, 1, которое, по переводу Симмаха, читается: «виноград многоветвистый Израиль».

5. Плодотворная пыль на дереве мужеского пола, которую некоторые древние естествословы представляли в виде червячков или мошек, к чему привело их, вероятно, наблюдение над смоковничными деревами. Ибо насекомое, известное под именем орехотворки, гнездясь на сих деревах и покрываясь пылью из тычинок, переносит сию пыль на женские цветки и оплодотворяет их.

6. Из рода вьюнчиков (convolvulus); дает из корня сок острый и молочный, имеющий сильное слабительное свойство.

7. Иначе — дрок.